Кастанеда - Книга 5. Второе кольцо силы

- Паблито действительно заработал болезнь в результате этого удара или он делал вид? - спросил я полушутя.

Бениньо ответил снова тем же гулким голосом.

- Он просто делал вид! - сказал он. - все, что он получил, была шишка на голове!

Паблито и Нестор захохотали и завопили.

- Мы не виним Паблито за то, что он боится этих женщин, - Сказал Нестор. - они все, подобно самому Нагвалю, жуткие воины. Они подлые и ненормальные

- Ты действительно думаешь, что она такие, - спросил я его.

- Сказать, что они плохие, будет лишь одной частью всей истины, - сказал Нестор. - они точно такие же, как Нагваль. Они серьезные и хмурые. Когда Нагваль был рядом, они обычно сидели около него и пристально смотрели вдаль полуприкрытыми глазами целыми часами, иногда днями.

- Это правда, что Жозефина когда-то давно была на самом деле ненормальной?

- Чушь, - сказал Паблито. - не давно, она ненормальная сейчас. Она самая сумасшедшая из всей этой компании.

Я сказал им, что она сделала со мной. Я думал, что они оценят юмор ее великолепного представления. Но мой рассказ, по-видимому, оказал на них дурное впечатление. Они слушали меня, как испуганные дети, даже Бениньо открыл глаза, слушая мой отчет.

- Вот! - воскликнул Паблито. - эти суки действительно ужасны. И ты не знаешь, что их лидер - двести двадцать задниц. Она швырнет в тебя камень, а потом спрячет руку и сделает вид невинной девочки. Будь осторожен с ней, маэстро.

- Нагваль тренировал Жозефину, чтобы она могла быть всем, кем угодно, - сказал Нестор. - она может делать все, что захочет: плакать, смеяться, сердиться и все, что угодно.

- А какая она, когда не прикидывается? - спросил я Нестора.

- Тогда она просто помешанная, - ответил Бениньо мягким голосом.

- Я встретился с Жозефиной впервые, когда она прибыла. Мне пришлось внести ее в дом. Нагваль и я обычно привязывали ее к постели все время. Однажды она начала плакать о своей подруге, девочке, с которой обычно играла. Она плакала три дня, Паблито утешал ее и кормил, как ребенка. Она похожа на него. Оба они не знают, как остановиться, когда начнут что-то.

Бениньо внезапно начал нюхать воздух. Он встал и подошел к плите.

- Он действительно застенчивый? - спросил я Нестора.

- Он застенчивый и эксцентричный, - ответил Паблито. - он будет таким до тех пор, пока не потеряет свою форму. Хенаро сказал нам, что мы раньше или позже потеряем свою форму, так что нет смысла делать жалкие потуги, пытаясь изменить себя так, как говорил нам Нагваль. Хенаро сказал нам, чтобы мы наслаждались и ни о чем не заботились. Ты и женщины - вы заботитесь и пытаетесь, мы с другой стороны, наслаждаемся. Ты не знаешь, как наслаждаться вещами, а мы не знаем, как сделать себя жалкими. Нагваль называл делание себя жалким - безупречностью, мы называем это глупостью, правда?

- Говори за себя, Паблито, - сказал Нестор. - Бениньо и я мыслим иначе.

Бениньо положил в миску еды и поставил передо мной. Он обслужил всех. Паблито изучил миски и спросил Бениньо, где он нашел их. Бениньо сказал, что они были в ящике, где, как сказала ему ла Горда, она спрятали их. Паблито доверительно сказал мне, что эти миски принадлежали им до разрыва.

- Мы должны быть осторожны, - сказал Паблито нервным тоном. - эти миски, несомненно, заколдованны. Те суки вложили что-то в них. Я лучше буду есть из миски ла Горды.

Нестор и Бениньо начали есть. Тут я заметил, что Бениньо дал мне коричневую миску. Паблито, судя по всему, был в большой тревоге. Я захотел успокоить его, но Нестор остановил меня.

- Не принимай его так серьезно, - сказал он. - он любит быть таким. Он сядет и будет есть. Это место, где ты и женщины потерпели неудачу. У тебя нет способа понять Паблито таким, каков он есть. Ты ожидаешь, что все будут похожи на Нагваля. Ла Горда единственная, кто относится к нему спокойно, но не потому, что она понимает, а потому, что она потеряла свою форму.

Паблито сел кушать и вчетвером мы прикончили весь горшок с едой. Бениньо помыл миски и тщательно спрятал их обратно в ящик, а затем все мы удобно уселись вокруг стола.

Нестор предложил, чтобы все мы, когда стемнеет, пошли в близлежащую лощину, куда обычно ходили дон Хуан, дон Хенаро и я. Я ощутил какое-то нежелание. Я не чувствовал достаточной уверенности в их компании. Нестор сказал, что они привыкли ходить в темноте и что искусство мага заключается в том, чтобы оставаться незамеченным даже в гуще людей. Я сказал ему, что дон Хуан сказал мне однажды перед тем, как оставить меня одного в пустынном месте в горах не слишком далеко отсюда. Он потребовал, чтобы я полностью сконцентрировался на попытке не быть заметным. Он сказал, что люди в этой местности знают друг друга на вид. Там было не очень много людей, но те, кто там жили, постоянно ходили вокруг и могли засечь чужака за несколько миль. Он сказал мне, что многие из этих людей имеют огнестрельное оружие и им ничего не стоит подстрелить меня.

- Не беспокойся насчет существ другого мира, - сказал дон Хуан, смеясь. - это по-моему правильно, - сказал Нестор. - это всегда было правильно. Именно поэтому Нагваль и Хенаро были такими артистами. Они научились быть незаметными среди всего этого. Они знали искусство выслеживания.

Было еще слишком рано для нашей прогулки в темноте. Я захотел воспользоваться этим временем, чтобы задать Нестору свои критические вопросы. Я избегал этого все время, какое-то странное ощущение предотвращало меня от этого. Было так, словно мой интерес истощился после ответа Паблито. Однако Паблито сам пришел мне на помощь и затронул внезапно эту тему, словно прочитав мои мысли.

- Нестор тоже прыгнул в пропасть в тот же день, что и мы, - сказал он. - в результате этого он стал свидетелем, ты стал маэстро, а я стал деревенским идиотом.

В небрежной манере я попросил Нестора рассказать мне о его прыжке в пропасть. Я постарался, чтобы в моих словах звучал лишь умеренный интерес. Но Паблито осознал подоплеку моего деланного безразличия. Он засмеялся и сказал Нестору, что я так осторожен потому, что я был глубоко разочарован его собственным отчетом об этом событии.

- Я бросился после того, как вы оба сделали это, - сказал Нестор и взглянул на меня, словно ожидая следующего вопроса.

- Ты прыгнул непосредственно после нас? - спросил я.

- Нет. Мне потребовалось некоторое время для подготовки, - сказал он. - Хенаро и Нагваль не сказали мне, что делать. Тот день был пробным днем для всех нас.

Паблито казался подавленным. Он встал со своего стула и прошелся по комнате. Затем он снова сел, качая головой в жесте отчаяния.

- Ты действительно видел, как мы бросились с края? - спросил я Нестора.

- Я свидетель, - сказал он. - быть свидетелем - это был мой путь знания, рассказывать вам безупречно то, чему я был свидетелем - мое задание.

- А что же ты на самом деле видел? - спросил я.

- Я видел, как вы, держа друг друга за руки, подбежали к краю, - сказал он. - а затем я видел вас обоих, как воздушных змеев в небе. Паблито двигался дальше по прямой линии, а потом упал вниз. Ты немного поднялся, а затем продвинулся на небольшое расстояние от края, после чего упал.

- Но мы действительно прыгнули в своих телах? - спросил я.

- Ну да, я не думаю, что это можно сделать другим способом, - сказал он и засмеялся.

- Может быть, это была иллюзия? - спросил я.

- Что ты хочешь выяснить, маэстро? - спросил он сухим тоном.

- Я хочу узнать, что в действительности случилось, - сказал я.

- На тебя, случайно, не нашло помрачение, как на Паблито? - сказал Нестор с блеском в глазах.

Я попытался объяснить ему природу моего недоумения в связи с прыжком. Он не выдержал и перебил меня. Паблито вмешался, чтобы призвать его к порядку, и они стали пререкаться. Паблито прекратил спор, обойдя вокруг стола, полусидя на своем стуле.

- Нестор не видит дальше своего носа, - сказал он мне. - То же самое и Бениньо. Ты ничего не получишь от них. По крайней мере, мои симпатии остались на твоей стороне.

Паблито захохотал, заставив свои плечи дрожать, и закрыл свое лицо шляпой Бениньо.

Что касается меня, то вы оба прыгнули, - сказал мне Нестор, внезапно взорвавшись. - Хенаро и Нагваль не оставили вам другого выбора. Это было их искусство - загнать вас и затем подвести вас к единственным воротам, которые были открыты. Так вы двое бросились через край. Это было то, чему я был свидетелем. Паблито говорит, что он ничего не ощущал, это сомнительно. Я знаю, что он прекрасно все сознавал, но он избрал ощущать и говорить, что он не сознавал.

- Я действительно не сознавал, - сказал мне Паблито тоном оправдания.

- Возможно, - сказал Нестор сухо. - но я сам сознавал и я видел, как ваши тела сделали то, что они должны были сделать - прыгнули.

- Утверждения Нестора вовлекли меня в странное умонастроение. Все это время я искал подтверждения того, что я испытал сам. Но когда я получил его, я осознал, что оно ничего не меняет. Одно дело было знать, что я прыгнул, и был испуганным тем, что я воспринимал, и другое - найти согласованное подтверждение. Я понял тогда, что одно не имеет необходимой корреляции с другим. Я думал все это время, что наличие кого-то другого, кто подтвердит, что я испытал этот прыжок, освободит мой интеллект от его сомнения и страхов. Я ошибся. Вместо этого я стал еще более беспокоен, еще более вовлечен в эту проблему.

Я начал объяснять Нестору, что я приехал, чтобы увидеть их обоих специально для того, чтобы получить их подтверждение того, что я прыгнул, - мое умонастроение изменилось и я в действительности не хочу больше разговаривать об этом. Оба они начали говорить одновременно, и в этот момент мы вступили в трехсторонний спор. Паблито доказывал, что он ничего не сознавал, Нестор кричал, что Паблито индульгирует, а я говорил, что не хочу больше ничего слышать о прыжке.

Мне впервые стало совершенно ясно, что никто из нас не имел спокойствия и самоконтроля. Никто из нас не хотел уделить другому свое нераздельное внимание, как делали дон Хуан и дон Хенаро. Так как я был неспособен поддерживать какой-либо порядок в нашем обмене мнениями, я погрузился в свои собственные размышления.

Я всегда думал, что единственным изъяном, который мешал мне полностью войти в мир дона Хуана было мое настаивание на разумном объяснении всего, но присутствие Нестора и Паблито дало мне новое прозрение внутрь самого себя. Другим моим изъяном была моя неуверенность. Как только я сходил с надежных рельсов здравого смысла, я не мог верить самому себе и становился устрашенным внушительностью того, что раскрывалось передо мной. Поэтому я оказался не в состоянии поверить в то, что я прыгнул в пропасть.

Дон Хуан настаивал на том, что центральной проблемой мага является восприятие, и в соответствии с этим он и дон Хенаро во время нашей последней встречи инсценировали великолепную катароическую драму на вершине горы. После того, как они заставили меня произнести слова благодарности в громких ясных выражениях каждому, кто когда-либо помогал мне, меня пронизало воодушевление. В этом пункте они захватили все мое внимание и повели мое тело к восприятию единственного возможного акта в пределах своей системы соотношений: прыжка в пропасть. Этот прыжок был, практически, свершением моего восприятия не как обычного человека, а как мага.