Грант Д., Келси Д. - Многие жизни.

В этих двух сотнях слов, которые я надиктовала Лесли всего за полчаса, я вкратце обрисовала жизнь, на детальный отчет о которой у меня ушло более двухсот сеансов.

Я думаю, что решающую роль в том, что вопрос сэра Генри о связи между Гайдном и египетской музыкой настроил меня не на Секит, а на Каролу (о ней до этого мне было вообще ничего не известно), сыграли звуки арфы, ставшие той нитью, за которую я уцепилась, переключая сознание. Арфа, конечно же, ближе по своему звучанию к лютне XVI века, чем к какому-либо другому инструменту, который в свое время могла слышать Секит. Моя египтянка вообще не отли-чалась музыкальностью, а вот в жизни Каролы все хо-рошее и грустное как раз и было связано с лютней, к тому же в течение пятнадцати лет она служила ей единственным средством к существованию.

Как оказалось впоследствии, эта телеграмма ознаменовала конец моего первого брака.

О существовании личности, которая стала моей второй инкарнацией, я впервые узнала, когда еще занималась Секит. Сэр Генри Вуд, знаменитый маэстро, который считал, что гений в музыке мог появиться только как сумма нескольких жизней, развивающихся в этом направлении, однажды присутствовал на моем сеансе. В конце его Лесли по моей просьбе включил радиоприемник, ибо так мне было легче перейти от транса к нормальному состоянию в присутствии кого-то чужого. По радио передавали какое-то произведение Гайдна для арфы, и в связи с этим я заметила, будто бы только что слушала египетскую музыку. Сэр Генри тут же спросил:

- А вы можете слушать египетскую музыку и Гайдна в одно и то же время? Было бы интересно узнать, насколько они близки по звучанию.

Мне удалось легко переключиться, и звуки арфы перестали быть слышны. Когда я пришла в себя, Лесли спросил:

- Ты помнишь, где ты была сейчас и на каком инструменте играли?

Я все еще чувствовала, как под пальцами дрожат струны.

- Это была лютня. Не понимаю только почему, ведь египтяне еще не знали лютни. А Секит вообще не играет ни на одном музыкальном инструменте.

- Ты была не в Египте, а в Италии, - сказал Лесли. - Ты родилась под Перуджей в начале XVI века. Не спорь. Лучше послушай, что я тебе прочту.

"Я родилась рано утром четвертого дня мая месяца 1510 года от Рождества Христова и умерла осенью 1537 года. Хотя я была зачата в большой постели, я открыла свои новые глаза в северо-западной башне замка Гриффина... Моя колыбель была темного, резного дуба, и мать обычно качала ее ногой, накладывая шелком стежок за стежком на свою вышивку... она была вышивальщицей в замке. Меня звали Карола... Моя бабка прогнала нас со двора, когда мне было семь лет... незадолго до того, как отец привез из Испании новую невесту. Нас приютил хозяин труппы бродячих артистов... Там я обучилась игре на лютне и пению. Там был еще один певец и клоун - милый горбун, которого я очень полюбила. Затем произошло нечто ужасное... Не помню, что это было. Я оказалась в женском монастыре. Первая аббатиса была добра ко мне, но вторая издевалась надо мной, считая меня еретичкой... мне удалось сбежать. Я была при смерти, но попала в дом мудрого пожилого сеньора по имени Кар-лос, и он женился на мне, после чего меня стали звать Карола ди Людовичи. Потом он умер, и вскоре мое здоровье тоже пошатнулось: я стала кашлять и худела с каждым днем. За мной присматривала женщина по имени Анна... Мне казалось, что я живу отдельно от моего тела. Не мне, а кому-то другому Анна расчесывает волосы, не я, а кто-то другой, пьет настойки от сердца, чтобы угодить Анне. Как будто я со стороны наблюдаю за ней все время и вижу, как она штопает мое платье, и удивляюсь, чего это она плачет, рассматривая прохудившийся бархат... все равно мне осталось носить его недолго...".

В этих двух сотнях слов, которые я надиктовала Лесли всего за полчаса, я вкратце обрисовала жизнь, на детальный отчет о которой у меня ушло более двухсот сеансов.

Я думаю, что решающую роль в том, что вопрос сэра Генри о связи между Гайдном и египетской музыкой настроил меня не на Секит, а на Каролу (о ней до этого мне было вообще ничего не известно), сыграли звуки арфы, ставшие той нитью, за которую я уцепилась, переключая сознание. Арфа, конечно же, ближе по своему звучанию к лютне XVI века, чем к какому-либо другому инструменту, который в свое время могла слышать Секит. Моя египтянка вообще не отличалась музыкальностью, а вот в жизни Каролы все хорошее и грустное как раз и было связано с лютней, к тому же в течение пятнадцати лет она служила ей единственным средством к существованию.

Тот сеанс был уникальным в моей практике еще и потому, что я не только обрисовала историю жизни Каролы, но и узнала ее имя и даты рождения и смерти. Даты и имена обычно не представляют особой важности для людей и редко входят в число значимых составляющих личности. Однако для Каролы дата ее рождения была важна, чтобы отец признал ее своей дочерью; кроме того, у нее, незаконнорожденной, не было фамилии до тех пор, пока она не вышла замуж. Она помнила год своей смерти, потому что Анна, поддерживая ее в последние дни жизни, часто говорила: "Тебе всего двадцать семь, слишком рано, чтобы уходить из жизни".

Последняя глава о жизни Каролы была продиктована мной Чарльзу Битти, с которым я ушла от мужа за два месяца до этого, накануне Второй мировой войны. Мы ехали с ним жарким июльским днем по проселочной дороге в графстве Суссекс, когда у меня вдруг возникло желание переключить уровень сознания. Чарльз остановил машину, и в течение следующих трех часов, лежа на посыпанной сосновыми иголками земле, я продиктовала ему более четырех тысяч слов текста о Кароле. Просидев всю ночь за пишущей машинкой, мы следующим утром отправили готовую рукопись в издательство Метьюен.

В течение следующих четырех месяцев Чарльз был занят на курсах подготовки командного состава, обучаясь по "ускоренной программе", во время которой курсантам приходилось усваивать такое количество материала, что он и его сокурсники были счастливы, когда я вызвалась печатать им лекции на машинке. Не имея никаких знаний в военном деле, я удивилась тому, с какой легкостью мне удавалось разобраться в различных проблемах, касающихся передислокации войск и их хозяйственного обеспечения. Причину такой осведомленности я выяснила только в 1941 году, когда Чарльза комиссовали из армии и мы обосновались в его фамильном поместье в Трелидане, Северный Уэльс.

Тогда я как раз начала записывать свою жизнь в воплощении египетского номарха Орикса, примерно через тысячу лет после жизни Се кит. Египет в то время был разделен на 18 номов, или административных округов, и каждый номарх был правителем нома, сопоставимым по должности с главой судебной и исполнительной власти в английском графстве, хотя и обладал гораздо большей властью. Меня тогда звали Рааб Хотеп; гробница его семьи, как мне стало известно (хотя мне не довелось там побывать), находится в Бени Хасане. По мере того как я вспоминала все новые подробности его жизни, я поняла, почему работа, которую я делала для Чарльза на курсах подготовки, казалась мне тогда знакомым делом. Рааб Хотепу тоже приходилось заниматься проблемами тыла. В его обязанности входило обеспечение войска достаточным количеством водоносов во время похода через пустыню, и, ошибись он в расчетах, его воины застряли бы в песках точно так же, как и армейская часть, транспорт которой был недоукомплектован горючим; или, окажись деревянные палки, на которые насаживались ядра из камня для метания, не того размера, это было бы такой же катастрофой, как если бы современный командир обнаружил, что боеприпасы для его артиллерийского расчета - не того калибра.

Во время последнего правления 11-й Династии Египет находился в упадке. Храмы перестали быть местом обучения адептов практике духовного совершенствования. Вместо этого жрецы превратились в простых сборщиков дани. Большинство населения пребывало в заблуждении относительно их истинных целей, считая, что боги стали такими тщеславными и капризными, будто полностью зависят от публики и ждут от нее постоянного поклонения.

Рааб Хотеп входил в немногочисленную группу сопротивления, состоявшей из людей, готовых пойти на жертвы ради избавления от существовавшего режима террора. Их называли Глаза Гора, титул, который они взяли для себя, чтобы напоминать самим, что человек высокой духовности должен постоянно держать оба глаза открытыми: одним - видеть деяния богов, а вторым уметь разглядеть червей в брюхе мертвого крокодила. Их паролем было: "Отправь страх в изгнание". Если бы они принадлежали нашему времени, то наверняка бы выбрали себе в качестве пароля девиз "Долой эгоцентризм" как наиболее актуальный и уместный для их движения.

Когда фараон Аменемхет, которого они избрали, был официально провозглашен царем Египта, он произнес речь тысячам людей, собравшихся на его коронацию. Речь была слишком длинна, чтобы цитировать ее полностью, но некоторые пассажи достойны внимания:

"Я никогда не забуду тот день (записал Рааб). Аменемхет светился в лучах солнца, словно статуя из чистого золота. Его лик, увенчанный Белой Короной, был недвижен, как и скрещенные руки. В руках он держал посох, которым клялся пасти свой народ, и бич, защищавший его от врагов. Однако ко всякому, кто слышал его в толпе народа, он обращался как друг и посредник между ними и их предками:

"Стремитесь к счастью, как неискушенные стремятся к силе; и помните, что любовь есть и семя и плод радости. Да будут ваши действия такими, что если бы они были направлены на вас, они принесли бы вам только радость. Любите других, чтобы и они любили вас; и любите себя, чтобы вы смогли полюбить других.

Это - первый закон: несокрушимая скала, на которой должен стоять Египет. Если только его соблюдать, то не нужно никаких других законов; но, чтобы вы знали, что он может дать вам, я расскажу вам, какой урожай вырастет на этой первой вспаханной вами борозде:

Вы будете рождены без страха; ибо ваша мать и ваш отец зачнут вас в радости.

Вы научитесь словам доброты, так что резкие крики гнева и грубость ссор станут для вас чужеземной речью, бессмысленной для слуха.

Ваш труд да будет в ответ на нужды ваших душ; и пусть родились вы в доме рыбака, вы можете стать писцом; и пусть родились вы в доме горшечника, вы можете стать воином; если же в доме землепашца - вы можете возвыситься до положения знатного господина. Пусть ваше сердце станет мерилом ваших дел и поступков на весах вечности; и да не истощится ваше терпение, если поле для работ будет слишком большим, или если место для работ будет слишком тесным.

Да не будете связаны здесь на земле никакими другими узами, кроме уз любви. Если брат привязан к брату узами родства, то пусть скажут друг другу "Прости" и пойдут каждый своим путем, вместо того чтобы идти вместе, враждуя друг с другом".

Затем Аменемхет напомнил людям о необходимости охранять себя от соблазнов Сета, олицетворявшего дьявольские качества человека, такие как зависть, ревность и ненависть.