Ольшанский Дмитрий Вадимович - Психология терроризма.

Сужение всего мира до масштабов одной организации - еще одна существенная психологическая черта "синдрома камикадзе". В патопсихологии давно известен синдром "туннельного зрения": пребывая во власти сверхценной идеи ("идефикс"), человек стремится к ней, не замечая ничего вокруг. Он видит только свой "свет в конце туннеля", игнорируя окружающий мир. Отсюда и явная интровертированность большинства террористов, их частое желание "общаться с вечностью", "посвятить свою жизнь будущему", вера в "грядущие поколения" при недооценке современников.

Б. Савинков цитирует слова одного из своих товарищей: "Я верю в террор. Для меня вся революция в терроре. Нас мало сейчас. Вы увидите: будет много. Вот завтра, может быть, не будет меня. Я счастлив этим, я горд..."[180]. Заметим, здесь умножение рядов террористов "в будущем" прямо связано с их уменьшением "завтра". Террорист-камикадзе убежден, что его смерть станет примером для нового пополнения, которое придет в организацию.

Желание умереть ради того, чтобы отнять жизнь у другого, - вот основной мотив "камикадзе". Причем наибольшее удовлетворение приносит человеку с "синдромом камикадзе" не вторая часть формулы (что было бы наиболее естественным, ведь это - цель террора), а именно первая, то есть готовность к самопожертвованию и предвосхищение грядущего удовольствия от такого самопожертвования. Именно такое желание владело любимым героем "Войны и мира" Л. Н. Толстого Пьером Безуховым, решившимся было заколоть Наполеона: "Пьер в своих мечтаниях не представлял себе живо ни самого процесса нанесения удара, ни смерти Наполеона, но с необыкновенной яркостью и с грустным наслаждением представлял себе свою погибель и свое геройское мужество"[181].

Такая странная логика возникла у Безухова как результат ощущения своей личной слабости и слабости всего народа в борьбе с французскими захватчиками на начальном ее этапе. Именно для компенсации этой откровенной слабости он и готов прибегнуть к террористическому акту, однако главным в терроре для него все-таки оказывается не достижение конкретной цели, результата, а личное "геройское мужество". То есть именно для компенсации, для повышения своей поколебленной в боях с французами самооценки ему и необходим теракт. На самом деле именно такое стремление к гиперкомпенсации через полное самопожертвование можно считать психологическим стержнем "синдрома камикадзе". Очевидно: нормальный, достаточно уверенный в себе человек дорожит своей жизнью, рассматривает ее как определенную ценность. По тем или иным причинам такой человек может оказаться среди террористов, однако он никогда не станет смертником. "Синдром камикадзе" - это подсознательное признание собственной несостоятельности. Отдать свою жизнь за что-то - это значит заведомо признать ее ценность ниже, чем это "что-то", а себя - недостойным вкусить результатов достижения этого самого "чего-то".

Искаженная самооценка, как правило, заметно искажает, в угоду себе, и многие другие компоненты психики. Обратимся к одной из приводимых Б. Савинковым биографий: верующая христианка парадоксально признает террор ради спасения своей души. Налицо совершенно искаженная мотивация: христианская вера не только не допускает террор, она активно противостоит ему. Первая заповедь Бога учит: не убий. Идти на террор ради "спасения души", нарушая первую заповедь, - для нормальной логики это даже звучит кощунственно. Для террориста это - нормально. Почему?

Потому, что психологически крайне важной для самооправдания террориста-смертника является идея необходимости, долга. Б. Савинков так, в частности, писал об одном из своих соратников: "Революционер старого, народовольческого, крепкого закала, Сазонов не имел ни сомнений, ни колебаний. Смерть Плеве была необходима для России, для революции, для торжества социализма. Перед этой необходимостью бледнели все моральные вопросы на тему "не убий"".

Террор приносит террористу парадоксальное удовольствие через его собственные страдания и, возможно, через саму смерть. Один из эсеровских террористов так писал товарищам из тюрьмы: "Моя драма закончилась. Не знаю, до конца ли верно выдержал я свою роль, за доверие которой мне я приношу вам мою величайшую благодарность. Вы дали мне возможность испытать нравственное удовлетворение, с которым ничто в мире не сравнимо. Это удовлетворение заглушало во мне страдания, которые пришлось перенести мне после взрыва. Едва я пришел в себя после операции, я облегченно вздохнул. Наконец-то все кончено. Я готов был петь и кричать от восторга".

Однако для того, чтобы "петь и кричать от восторга", прежде всего террористу приходится преодолеть собственный, естественный для всякого человека, страх смерти.

Преодоление страха смерти

Идеологи террористического движения "Хамаз" внушают своим боевикам простую логику: "Боишься - не делай, делаешь - не бойся". Основной акцент ставится на чисто "деятельностное" преодоление негативных переживаний, в частности, страха.

Известный боевик начала XX века В. Вноровский, соглашаясь на "террористическую работу", писал, абсолютно рационально оправдывая это свое решение:

"Мотивы моего согласия следующие: теоретически я признаю террор, я знаю, что у меня достаточно хладнокровия и смелости для какого угодного страшного акта, значит, я не имею права отказаться. Что из того, что я не чувствую призвания убивать людей (я никогда даже не охотился, находя это занятие зверским), что мне, может быть, дорога моя жизнь? Я сумею умереть, как честный солдат. Между моментом моего согласия и моментом, когда меня поставили на подготовительную работу, прошло около месяца. Время это я употребил на переживание моего нового положения. И я перед лицом своей совести, перед лицом смерти, навстречу которой я сейчас иду, могу сказать - я победил совершенно страх смерти, я хладнокровно застрелю себя, если мой снаряд не взорвется, не изменившись ни в одном мускуле лица, и, не побледнев, я взойду на эшафот в случае успеха. И это будет не насилие над собой, не последнее напряжение сил и воли, - это будет вполне естественный результат того, что я пережил"[182].

Преодоление страха смерти, как известно, является большой проблемой для всего человечества. Террористы-"камикадзе" здесь - только частный случай. В общем виде психология давно знает принципы преодоления страха. Э. Фромм писал: "Есть только один способ - как учат Будда, Иисус, стоики и Майстер Экхарт - действительно преодолеть страх смерти - это не цепляться за жизнь, не относиться к жизни как к собственности. Страх смерти - это, в сущности, не совсем то, и что нам кажется, это не страх, что жизнь прекратится. Как говорил Эпикур, смерть не имеет к нам никакого отношения, ибо "когда мы есть, то смерти еще нет, а когда смерть наступает, то нас уже нет" (Диоген Лаэртий). Можно, конечно, бояться страданий и боли, которые, бывает, предшествуют смерти, но этот страх отличен от страха смерти. Хотя в таком случае страх смерти мог бы показаться иррациональным, дело обстоит иначе, если относиться к жизни как к собственности. И тогда этот страх перестает быть страхом смерти, это - страх потерять то, что я имею: свое тело, свое "я", свою собственность и свою идентичность; это страх "потерять себя", столкнуться с бездной, имя которой - небытие".

Страх смерти естествен для большинства людей. Сам Э. Фромм считал: "Поскольку мы руководствуемся в жизни принципом обладания, мы должны бояться смерти. И никакое рациональное объяснение не в силах избавить нас от этого страха". Однако со страхом смерти можно бороться: более того, его можно уменьшать и преодолевать. "Исчезновение страха смерти начинается не с подготовки к смерти, а с постоянных усилий уменьшить начало обладания и увеличить начало бытия"[183].

Э. Фромм абсолютно нрав не только в философско-экзистенциальном, но и в самом практическом плане. Это подтверждается хотя бы тем простым фактом, что абсолютное большинство известных террористов были людьми заведомо неимущими. Среди террористов не встретишь эпикурейцев, зато огромное их большинство представляют собой стоиков. Более того, даже представители благополучных, зажиточных семей, попадая в ряды террористов, прежде всего порывали старые связи с прежней семьей, в той или иной форме отказывались от собственности и имущества. За этим стоит сложнейшая психология неприятия своей социальной, а иногда и биологической (отец, мать) среды, трактуемая по-разному различными психологическими школами. Для нас же фактом остается одно: отказ от имущества, собственности влечет за собой отказ от жизни. В случае отношения к жизни как к собственности, ею можно рисковать, ее можно "ставить на кон", ею можно клясться, ее можно "обменять" на жизнь той или иной жертвы террора, ею можно жертвовать и ее можно даже отдать "в знак протеста". Пример такого рода - биография Е. Сазонова, одного из соратников Б. Савинкова, известного боевика эсеровской партии, одного из убийц царского министра внутренних дел В. Плеве.

Отец Сазонова был лесопромышленником из старообрядцев. Однако сын не продолжил бизнес отца, но зато добросовестно впитал свойственные староверам одержимость и нелюбовь к властям. Поступив в Московский университет, он учился недолго, начав заниматься профессиональной "террористической работой". Уже в 1901 году его сослали в Уфу "за участие в студенческих беспорядках" радикально настроенной молодежи. В 1902 году, по дороге на новое место ссылки, в Сибирь, он бежал и с этого времени примкнул к боевой террористической организации эсеров. Он добросовестно исполнил свою функцию, метнув в июле 1904 года бомбу в карету ненавистного эсерам министра внутренних дел. При покушении Е. Сазонов был тяжело ранен, захвачен полицией на месте преступления, судим и приговорен судом к бессрочной каторге. В Нерчинске, в возрасте 31 года, он отравился действительно "в знак протеста": двое его товарищей по каторге по приказу начальства подвергались телесным наказаниям.

Многочисленные описания говорят, что террористы боятся не самой смерти, а связанных с ней обстоятельств: ранений, беспомощности, вероятности попадания в руки полиции, пыток, издевательств и т. д. Вот почему террористы скорее готовы к самоубийству (например, чтобы не стеснять своих товарищей заботой о беспомощном человеке), чем к самосохранению. Поскольку реально они присваивают себе право распоряжаться чужими жизнями (жизнями своих жертв), то естественно, что право на распоряжение собственной жизнью подразумевается автоматически. Очевидно, что все это - следствие отношения к жизни как к собственности. Преодоление чувства собственности - условие преодоления страха смерти.

Психологические типы террористов

Четыре основных типа описывал еще Б. Савинков. Эти типы в определенной степени (хотя и не абсолютно) соответствуют четырем известным классическим типам темперамента. Поэтому условно их и можно определить как "холерик", "флегматик", "сангвиник" и "меланхолик". Понятно, что специфика террористической деятельности накладывает свой отпечаток на классические типы, присутствующие в норме. Здесь и "сангвиник", и "флегматик", и, тем более, "меланхолик" значительно более энергетичны, чем большинство населения: по уровню энергетики они приближаются к обычно считающемуся наиболее темпераментным "холерику". Однако определенные характеристики позволяют провести такую типологизацию. В ее основе как внешние, конституционные, так и внутренние, характерологические, признаки, позволяющие относить каждый из приводимых ниже портретов к одному из четырех классических типов. Кроме того, за такой типологизацией стоит содержательное понимание четырех обозначенных выше И. Павловым типов (в связи с особенностями высшей нервной деятельности и скоростью протекания психических процессов), а также известная типология Г. Айзенка, трактующая те же самые типы на основе соотношения двух координат: невротизма - эмоциональной устойчивости и экстраверсии - интроверсии. Первый тип - "холерик". В нейрофизиологической трактовке И. Павлова, это тип сильный, однако неуравновешенный, с преобладанием возбуждения; одержимый множеством идей и эмоций, увлекающийся, но быстро остывающий. Нервная система характеризуется, помимо большой силы, преобладанием возбуждения над торможением. Отличается большой жизненной энергией, но ему не всегда хватает самообладания, подчас бывает вспыльчив и несдержан. По Г. Айзенку - это невротизированный экстраверт, вроде бы "любящий массу", но почему-то довольно легко приносящий эту любовь в жертву индивидуальному террору, Ответ на этот кажущийся парадокс достаточно прост: внешняя экстравертированность часто как раз и оборачивается ненавистью к широким контактам за счет высокого уровня невротизации. Обычно невротизм в сочетании с выраженной экстравертированностью и дает "на выходе" явно выраженные признаки психопатии и истерии.