Мартин Бут - Жизнь мага. (Биография Алистера Кроули)
- 17 -
← Предыдущая страница | Следующая страница → | К оглавлению ⇑
Навеянная образом набожного дядюшки Кроули, Тома Бонда Бишопа, книга содержала цикл стихотворений о человеке, который помешался на сексуальной почве и стал убийцей. В этих эротических стихотворениях была представлена практически полная гамма сексуального поведения:от гетеросексуализма до педерастии. Когда позднее люди пытались использовать эту книгу как доказательство порочности Кроули, он парировал все нападки: "Ослы! С формальной точки зрения это действительно порнографическая книга, однако факт написания её — это лишь необычный способ, с помощью которого я доказал чистоту моего сердца и разума". Он продолжал, утверждая, что книга с очевидностью обнаруживает наличие у её автора "неотъемлемо присущей ему духовности" и свидетельствует о его "сверхчеловеческой невинности". Он защищал свою книгу, говоря, что побуждением к её написанию послужило чтение книги фон Крафт-Эбинга "PsychopatiaSexualis", где утверждалось, что сексуальные отклонения являются следствием болезни. Кроули был глубоко не согласен с этим и говорил, что своим циклом стихотворений он хотел опровергнуть этутеорию, рассказав историю о поэте, чья изначальная чистота превратилась в порочность, причём в каждом стихотворении обнажались скрытые психологические причины такого превращения. По словам Кроули, книга не задумывалась как порнографическая, но должна была служить утверждением того, что изображённый в ней тип поведения является проявлением сексуальной магии, а потому приемлем. Тем не менее по меркам того времени книга всё-таки была порнографической.
Подобно "Акелдаме", стихотворения этой книги во многом навеяны поэзией Бодлера и снабжены предисловием Кроули, где он заявляет: "Психотерапевты, для чьих глаз только и предназначен этот труд, не пожалеют сил, чтобы предотвратить попадание этой книги в руки других людей". Одно из наименее откровенно порнографических стихотворений может дать представление о содержании книги:
Белые руки, обнимающие меня, пламенная грудь,
которая скользит по моей груди,
Страстная змея, обвивающая моё тело,
Белые зубы, которые жаждут укусить, алый язык,
утомляющий своими ласками,
И губы, налитые кровью от неутолённых желаний,
Горячее дыхание и жаркие ладони, взъерошенные волосы,
Воспалённый рот, тёмно-красный, как рот змеи,
Истинная хищница со своей добычей, ты нравишься мне такой,
Горячая и неутомимая, как и я сам.
Если же эротический накал стихотворения становился немного выше, осторожный Кроули, согласно правилам издания порнографической литературы, переходил на другой язык.
Другая книга, которая называлась "Зелёные Альпы", так никогда и не была напечатана. Кроули заплатил Смитерсу за её издание, но последний сообщил ему, что в типографии произошёл пожар, уничтоживший и рукопись, и уже набранные страницы. В тот момент Смитерс находился на грани банкротства, поэтому можно предположить, что он прикарманил деньги Кроули, чтобы отдать некоторые свои долги, и для этого сочинил историю с пожаром. К счастью, Кроули уже успел получить гранки, что дало ему возможность включить стихотворения в свои более поздние книги.
Было очевидно, что Смитерсу необходимо было найти замену. Человеком, которому Кроули передал привилегию на печатание своих произведений — финансировал эту издательскую деятельность по-прежнему он сам, — стал Чарлз Томас Якоби, управляющий издательства Chiswick Press в Лондоне. До самой своей смерти, последовавшей в 1920 году, Якоби остался верным издателем Кроули. Качество продукции, выпускаемой этим издательством, было очень высоким: в наше время его отнесли бы к классу издателей альбомов по изобразительному искусству. Кроули тоже необходимо было выбрать себе издательство, и он остановился на авторитетной лондонской фирме Кегана Пола, Тренча, Трюбнера, которая позднее стала называться Routledge, Kegan Paul.
Почему Кроули выбрал именно эту фирму и почему она согласилась с ним работать, остаётся только догадываться. Это было уважаемое издательство, специализировавшееся на публикации книг о Востоке и славившееся своим интересом к современной поэзии; здесь печатался Теннисон. Эти обстоятельства привлекли Кроули. Издатели же, подобно Смитерсу, могли потому благосклонно отнестись к Кроули, что тот оплачивал все расходы. Как бы то ни было, в том же 1898 году они выпустили в свет третью его книгу — "Сказание об Первоначале".
Эта книга получила гораздо больше отзывов, возможно, потому, что была выпущена уважаемым издательством. Из резюме, помещённых преимущественно в университетских и литературных журналах, можно было узнать, что книга представляет собой выдуманную, романтизированную мифологию, написанную лёгким ритмом, что книге не достаёт своеобразия и что она удивительно свободна от грязного налёта чувственности.
Как будто считая, что три книги в год — это недостаточно, Кроули продолжил печатать свои произведения, выпустив в свет книгу "Песни духа", сборник лирики, который получил ещё более широкий резонанс и даже стал известен за границей. Manchester Guardian слегка похвалила книгу, Granta признала за книгой литературные достоинства, Literary Gazette советовала Кроули меньше заниматься интроспекцией, Athernoeum выступил с резкой критикой, a Church Times с иронией, которая не прошла для Кроули незамеченной, утверждала, что книга претенциозна и свидетельствует о "большом труде, затраченном мистером Кроули на формирование своей жизненной философии". 1898 год завершился выходом в свет пятой книги Кроули, написанной приблизительно за такой же срок. Эта новая книга под названием "Йефтах" широко и активно обсуждалась даже в таких городах, как Абердин и австралийский Сидней, a Pall Mall Gazette дальновидно утверждала, что "мистер Кроули относится к себе очень серьёзно; он убеждён, что у него есть миссия".
Несмотря на то что Кроули постепенно завоёвывал внимание критиков, книги свои он не продавал. Большая часть экземпляров раздавалась друзьям и знакомым, а объём продаж при этом был мизерным. По словам Тимоти д'Арча Смита, известного библиографа, Кроули разослал восемьдесят два экземпляра книги "Йефтах" по редакциям газет и журналов, и лишь десять экземпляров было продано за последующие пять лет.
На ранней поэзии Кроули лежит отпечаток его нарастающего стремления заниматься магией, а также по-прежнему присущей ему одержимости природой греха. Он находился тогда под сильным влиянием книги "Небо над храмом" и жаждал получить доступ к тому таинственному братству, о котором говорилось в книге. Кроме того, он всё ещё стремился найти компромисс между добром и злом, высказывая несколько странные и расплывчатые суждения. "Религия была для меня, — рассуждал он, — яркой реальностью самого положительного свойства. Понятие добродетели этимологически восходит к понятию мужественности. Мужественная зрелость, творческое мышление и активное действие являлись для меня средствами достижения целей. Не было никакого смысла воздерживаться от пороков".
Публикация "Акелдамы" пополнила круг общения Кроули ещё одним человеком. Во время летнего семестра 1898 года, прямо перед тем, как Кроули должен был окончить университет, его представили молодому студенту, который изучал политологию, но был при этом профессиональным акварелистом. Его звали Джеральд Фестус Келли. Рождённый в 1879 году, сын зажиточного викария кэмберуэльского прихода в южном Лондоне и состоятельной матери, Келли учился в Итонском колледже и приехал в университет предыдущей осенью, проведя значительную часть предшествующего этому приезду года в Южной Африке, где выздоравливал после перенесённой хирургической операции по удалению абсцесса с печени. У него было две больших страсти: крикет и живопись.
Неизвестно, как именно они познакомились, но, думается, их представил друг другу Смитерс, показавший Келли экземпляр первой книги Кроули. В результате Кроули пригласил Келли в свою квартиру на Тринити-стрит. Они немедленно подружились и договорились встретиться летом.
Келли, обаятельный и талантливый, хотя и несколько наивный молодой человек, тянулся к более старшему, энергичному, внешне привлекательному Кроули, который носил большие пижонские шейные платки, широкополые шляпы, массивные кольца с полудрагоценными камнями и шёлковые рубашки ручной работы. У молодых людей было много общего. Оба они принадлежали к привилегированному классу, оба имели деньги, оба противостояли религиозным родителям и соответствующему воспитанию. Тот факт, что комнаты Кроули были необычно обставлены — там стоял карточный стол, усыпанный покерными фишками, книжные полки были заполнены дорогими пер-воизданиями, над дверью висел альпинистский ледовый топорик, — только разжигал интерес Келли. Вероятно, Келли не обратил внимания на состояние шёлковых рубашек, которые были грязны и, в лучших студенческих традициях, нуждались в стирке. В связи с приписываемым Кроули невниманием к личной гигиене, много лет ходила история о том, как однажды один из могучих однокашников Кроули обмакнул его в фонтан, чтобы Кроули стал наконец чистым. Однако это выглядит в высшей степени сомнительным. Едва ли нашёлся бы человек, способный пересилить Кроули, который был крепким, мускулистым и высоким. Кроме того, Кроули никогда не рассказывал ничего смешного о времени, проведённом им в Кембридже, что непременно сделал бы, если бы подобные грубые шутки имели место, даже если бы хотел их скрыть. Эта история — одна из многих, сочинённых, чтобы умалить значение Кроули и высмеять его.
Когда время обучения Кроули в университете приблизилось к концу, он не стал сдавать экзамены на учёную степень. Нет, он не боялся провала: он просто не хотел тратить на это время и силы. Обладая превосходной памятью и зная, что овладел теми предметами, которые он выбрал для изучения, Кроули видел мало смысла в сдаче экзаменов. Подобно Суинберну, который отказался сдавать экзамены в Оксфорде, потому что считал — возможно, справедливо — что знает больше своих экзаменаторов, Кроули счёл экзамены бесполезным занятием. Он знал, к чему стремится. Он собирался достичь бессмертия. Учёная степень не имела отношения к его запросам, успех в которых мог быть гарантирован только умением магически управлять тайными силами природы. Он хотел быть не магистром гуманитарных наук, а магом.
Подводя итог своего трёхлетнего пребывания в Кембридже, Кроули пишет, отбросив всякую скромность:
Подобно Байрону, Шелли, Суинберну и Теннисону, я покинул университет, не получив учёной степени. Так было лучше; я не дал университету оказать мне честь; зато сам не раз ему эту честь оказывал. <...> я хотел проникнуться духом университета и сдавал [промежуточные] экзамены, чтобы иметь возможность впитать этот дух без вмешательства со стороны авторитетных людей, но я не видел смысла в уплате пятнадцати гиней [плата за выпускные экзамены] ради привилегии носить длинную чёрную мантию, ещё более нелепую, чем короткая голубая, а также в уплате семнадцати пенсов вместо четырнадцати, в случае если меня увидят в ней курящим. Я не собирался становиться священником или школьным учителем; добавление словосочетания "бакалавр искусств" после моего имени, бесспорно, являлось напрасной тратой чернил... Я чувствовал, что мой жизненный путь предопределён. В том, что касалось внешней стороны жизни, моими героями были сэр Ричард Бертон и Экенштаин как современное его воплощение. Степень бакалавра не оказала бы мне существенной помощи ни в Гималаях, ни в Сахаре. Что касается моей литературной карьеры, то здесь академические отличия положительно выглядели бы позором. А с позиций моей духовной жизни, которую я ощущал как самый глубокий из своих интересов, погоня за одобрением со стороны факультета была достойна лишь презрения... Я получил от Кембриджа то, что хотел: интеллектуальную и нравственную свободу, дух инициативы и уверенности в себе; но, возможно, прежде всего — не поддающийся определению стиль университета.
- 17 -
← Предыдущая страница | Следующая страница → | К оглавлению ⇑
Вернуться