Петров Аркадий - Сотворение мира. Том 1. Спаси себя.

Объятый тьмой, сгусток мыслящей энергии извивался, корчился в судорогах и всё больше и больше сжимался в светящийся комок плазмы, который стал отбрасывать от себя липкие щупальца небытия, двигаться в его владениях по своей воле, к своей цели.

Если бы не замеченное ранее слабое свечение, подсказывавшее направление, я мог навсегда остаться пленником тьмы. Но едва пробившийся сквозь черную непроглядность голос света разбудил в сознании почти неосязаемый намёк на возможное избавление. Я доверился ему и начал двигаться из последних сил навстречу этой спасительной подсказке. Я расталкивал тьму силой внутренней энергии, и тьма, шипя, сворачивалась рядом, уступая дорогу, обжигаясь о раскаленную напряжением воли плазму.

Почти последним усилием, изнемогая, чувствуя, что через мгновение воля иссякнет и смерть растворит в себе беззащитную и почти не страшную ей связь энергий и разума, я сделал рывок и вывалился из пожиравшей меня тьмы снова на каменную плиту. Упустившая свою добычу, смерть утробно взревела, и волны энергетических сотрясений встряхнули склеп, но я вновь стоял на своей надгробной плите, уже не мёртвый, однако ещё не живой.

Теперь у меня опять было тело. Выпрямившись во весь рост, я огляделся вокруг и понял, что явилось спасительным маяком. Свет, упавший сверху на маслянистую поверхность бездны, полыхал ослепительным радужным огнём в обрамлении чёрного пространства, придавшего свету форму зеркального куба. Посмотрел в глубь свечения и отшатнулся. Изнутри на меня глядело ужасающее существо — человек с ободранной кожей, по обнажённым мышцам которого струилась кровь. Поднял руку к глазам и застонал от гнева — вместо руки было окровавленное сплетение жил и мышц. Отражением в свете был я сам.

Кровь сочилась и падала с тела на серую поверхность камня. Обессиленный кипевшим во мне чувством, я согнул колени, сел на холодную шершавую плиту. Плечи мои сгорбились, и я надолго затих от слабости и отчаяния.

Потом я потерял среди голых стен ощущение времени. Вдруг подумалось: лучше бы я сдался смерти, чем вырваться из её объятий таким, каким я стал. И тут же, словно отвечая на мои невысказанные мысли, раздался знакомый тихий, вкрадчивый голос:

— Если ты хочешь, можешь спать. Тебя разбудят, когда понадобится, через века или тысячелетия.

Апатия погружала в расслабленность, но я всё же спросил:

— Кто разбудит?

— Необходимость, — прошелестело эхом. Невыносимая тишина, тревожная, опасная, стала обволакивать сознание.

— И нет никакой надежды избежать этой участи? — бесстрастно поинтересовался я.

— Надежда — дочь силы, а сила — сестра воли. Теряешь одно, исчезает и другое.

На этот раз тембр и модуляции голоса были определённо женские.

— Если я засну, что увижу?

— Миражи радости и счастья.

— Если останусь бодрствовать?

— Увидишь путь, ведущий к цели, которой никто не знал, никто не знает, и никто не будет знать.

— Унизительный страх перед неведомым не остановит меня, — с неожиданным мужеством произнёс я.

— Слова, — с лёгкой насмешкой раздалось в ответ.

— Могу поклясться святым распятием, что всё это так, — повысился мой голос, и я приподнял окровавленную руку, чтобы совершить крестное знамение, но невидимая собеседница остановила меня.

— Зачем утруждать себя бесполезным? Распятье — частность мироздания, всего лишь путеводный знак для робких душ, — рассмеялся голос. — Можно в испуге прижаться к нему, всю жизнь, ожидая сомнительного спасения. Но что изменится? Тебе ли не знать об этом? А может, желая надеть на голову терновый венец мученика, ты втайне мечтал о венце властелина всех миров? Разве ты не знал, что венец властелина иногда доставляет не менее сильную головную боль, чем терновый венец?

— О чём ты говоришь? — крикнул в отчаянии окровавленный кусок мяса на могильной плите.

— О тебе, — донеслось вкрадчивым шёпотом. — Ведь ты сам захотел пройти путь человеком.

— Кто ты? — яростно выкрикнул я.

— У меня много имён, — со вздохом печали раздалось в ответ. — Некоторые меня зовут матерью, другие смертью!

— Зачем ты меня отрыгнула, мамочка?

— Чтобы показать грядущий день.

— Не хочу знать такое будущее! — крикнул я отчаянно. — И так всё ясно — с меня содрали кожу жизни.

— Но ты же сам захотел пройти путь человеком, — опять напомнили мне. — И тебе ли не знать: свет и тьма, жизнь и смерть, правое и левое — братья друг другу. Поэтому и хорошие — не хороши, и плохие — не плохи. И жизнь — не жизнь, и смерть — не смерть. И всё может быть только так, как может быть.

В моём сознании мгновенно взорвались варианты смоделированных смертью предстоящих событий и истаяли в путях грядущего.

— Ты видел? - спросил голос. - Да.

— И что думаешь об этом?

— Откуда ты знаешь, что всё произойдет именно так?

— Ты вряд ли сейчас поймёшь, но я отвечу. Каждое мгновение я вбираю в себя информацию с любого из миров. Всё подвержено анализу и прослежено во времени. Шанс что-либо изменить — ничтожен. Только Единый может изменить грядущее - и ты, если угадаешь путь. Но чтобы угадать — надо вспомнить будущее. А ты его забыл.

Насмешка над моим беспамятством попала в цель. Вскинув голову вверх, к лучу, я зажмурился. И тут же я услышал в себе резкий вопрос:

— Что с тобой?

— Ослеплён светом, — мысленно признался я.

— Кто ослеплён светом, тот должен видеть тьмой прозрения, — прозвучал немедленно совет. И он был как подсказка, как приглашение.

— Я вдруг почувствовал себя в могиле.

— Ты сам похоронил себя в гробнице своих прежних желаний и речей. Теперь исправь совершённое. Мы же можем заключить союз. Не то и вправду останешься в ней.

— И буду гнить, как все?

— Твоё слово давно разрывает сердце моей сути, и я тоже страдаю по твоей вине, — обвинила бездна. — Этот образ, надеюсь, ты понимаешь?

— Почему ты меня винишь? — возмутился я. — Ведь всё, что происходит со мной в мире, давно завершено внутри тебя. Ты сама сказала об этом. Или то, что ты сказала, не истина?

— Истина — не истина... Река твоей жизни пока в моих берегах. В своих пределах ты волен плыть по течению, выпрыгивать ввысь, нырять в глубину, плавать от берега к берегу и даже бороться, насколько хватит сил, со стремниной времени и событий. Это поможет осознать потенцию движения и покоя. Но в программе могут быть сбои. Ты и прежде был очень непредсказуем. Я желаю приглядывать за тобой. И лучшее место для этого трудно подыскать.

— В спектакле смерти моей овацией будет смерть, — не спрашивая, а, утверждая, отозвался я, почему-то зная о грядущем. И то, что я вдруг почувствовал и узнал, совершенно не соответствовало произнесённому вслух.

В ответ донеслось что-то вроде глухого фырканья:

— Возможно, смерть, возможно, только перерождение. И даже у меня нет возможности прояснить твоё "тёмное" будущее. Но здесь, в этом склепе, ты как игрушка в моих руках.

— Сколько было их у тебя — неужели всё ещё интересно?

— А чем другим заняться? — обиделась невидимая собеседница. — Я умею только обманывать и рушить. Я противоречие, заключённое само в себя, отрицающее то, что утверждало, обращающее ничто в нечто, а нечто в ничто. И всё, что возможно, возможно для меня лишь в этих пределах.

— Значит, я должен добровольно отдаться в объятия смерти?

— Ты боишься снова стать частью меня, чтобы вызреть для нового рождения? — спросила бездна. — Не доверяешь?

— Да, опасаюсь, — подтвердил я. — Отдаться смерти всегда смертельно.

"Но некоторым удавалось преодолеть свой страх, неужели не помнишь?" — вкрадчивым шёпотом пронеслось в мозгу.

— Чем я могу усилить свои шансы?

— Верой в себя.

— Чем ослабить?

— Неверием в меня. Ведь я же предлагаю тебе союз.

— Кто-то может помешать задуманному тобой?

— Да, я же говорила, — все вольны в пределах своей неволи.

— Отсюда должен быть выход.

— Я уже объясняла тебе, — их три.

— Но ты объясняла загадкой...

— О, великий Бог. Если бы я могла, то покраснела бы за тебя. Неправильно даже то, что я так долго говорю с тобой. Никто не может нарушить законы Изначального. Важнейший из них: каждый сам выбирает свой путь. Ты переступил через одну из моих ипостасей. Но этого мало. Ты должен воплотить в единое разобщённости своих жизней во всех предыдущих измерениях. Только объединяя их, ты можешь подняться всё выше и выше.

— А мне туда надо? — с сарказмом спросил я и поднялся во весь рост. — Там нужен этот кровоточащий кусок мяса, не помнящий своего прошлого, не уверенный в своём будущем? Этот ничтожный человек? — и засмеялся безудержным смехом, нескончаемым, как безумие происходящего.

— Вот видишь, нам лучше договориться и не тратить силы на борьбу.

— Мне однажды намекали на это. Но где они, мои силы?

— Всё может измениться, — прозвучал ответ.

— Мне кажется, я слабею.

— Да, ты теряешь кровь.

— Я могу умереть?

— Правильнее сказать — уснуть.

— Верно. Ты говорила уже об этом. Значит, предел нашему общению всё же есть: так сказать, естественный предел — запас крови во мне?

- Да.

— И ты будешь отвечать на мои вопросы, пока я смогу их задавать?

— Буду, — подтвердил голос.

— Тогда ответь: что подо мной?

— Бездна тёмных миров.

— А надо мной?

— Глубина верхних миров.

— А зачем здесь зеркальный куб?

— Если угадаешь, то старое покажет новое, когда войдёшь в глубину сути, и невидимое явит себя сквозь визуальное и виртуальное.

— Опять загадка?

— Не такая уж и сложная для того, кто от сути Сущего.

— Кажется, у меня не осталось времени на дальнейшую приятную беседу, — признался я и с трудом поднялся на ноги. — Если я ошибся, не держи на меня обиды. Я старался быть достойным твоего странного сочувствия.

— Хорошо, — с грустью прозвучало в склепе. Подчиняясь молниеносно вспыхнувшему инстинктивному

чувству, я собрал силы, напрягся так, что, казалось, от потуг могли разорваться жгуты мускулов, на мгновение вернувшие былую мощь, и прыгнул через чёрное колышущееся месиво на переливающуюся светом зеркальную поверхность куба, в которую упирался упавший сверху луч.

Я не слышал звука расступившейся подо мной бездны. Да его и не было. Просто светящаяся, пульсирующая поверхность беззвучно вобрала в себя упавшее на неё тело, и я снова попал из объятий смерти в объятия судьбы.

Мир, в котором я очутился, был странным, необычным и весь как бы состоял из лёгких, размытых контуров и энергетических сияний. И я сам вдруг стал какой-то могучей переливающейся энергией, мгновенно меняющей свою форму. И вот я расту, ширюсь, чувствую, как во мне вскипают энергии, упорядочиваются в потоки, начинают циркулировать, обеспечивая взаимодействие сопряжённых полюсов. Космические излучения, попадая в меня, взрываются, образуя мириады разноцветных вихрей, питающих мою новую плоть.